Из воспоминаний Марии Алексеевны Федоренко (Цыбиной) о годах оккупации Белоглинского района во время Великой Отечественной войны.
Она умерла в 2007 г. в возрасте 80 лет. Исписанные листочки нашла ее дочь Ирина Селихова, перебирая документы после похорон.
– Маму мы забрали из города, привезли домой, в Белую Глину. Так ухаживать за ней было проще. Она часто делилась своими воспоминаниями о войне, ярко описывала разные события, — рассказывает Ирина Ивановна. – Она всегда говорила, что мы должны знать и помнить о той войне. Я просила ее записывать, но не думала, что мама последует моему совету. Только когда нашла эту рукопись, я поняла, насколько это было для нее важно.
В редакцию записи своей бабушки принес внук Владимир.
«Как-то прочитала в газете «Белоглинские вести» заметку, что в январе 1943 г. наш район был освобожден от немецко-фашистских захватчиков. Мне стало грустно, вспомнилось, как нам, детям, пришлось пережить эти страшные дни оккупации, да и к старости нечем было порадоваться.
Мне было 13 лет, когда началась война. Утро было солнечное, яркое, теплое. Стою, смотрю на проходящих мимо людей, идущих к колхозной конторе, — лица у всех угрюмые. Собралось тогда много народа, «черная шляпа» затрещала на столбе. Жутко стало. И мужской голос громко и отчетливо сообщил, что на нашу страну напали фашисты. Началась война. От ужаса ничего не могла понять – что? кто? как? Женщины заголосили, а мужчинам тут же объявили явиться в военкомат с вещами.
Наша жизнь в этот день изменилась – старшие взяли на себя родительские обязанности по ведению хозяйства и воспитанию младшеньких. А те, что повзрослей, шли в поля, на прополку подсолнуха, клещевины, овощей, шли за конными косилками, вязали снопы. Тяжелый полевой труд лег на плечи детей от 12 до 18 лет.
Однажды привезли в наш колхоз детей из блокадного Ленинграда. Мама говорит, что каждого обязали приютить столько, сколько сможет. У нас хатка была однокомнатная и сенцы. Ну, все же пошли в клуб, посмотрели: сидят они в лохмотьях, голодные, остриженные, немытые, худые… Я маме говорю: «Тут одни мальчики, я не хочу с ними жить, бить будут». Меня услышал старик-председатель и сказал, что это… девочки. Две девочки с нами пошли, несмотря на то, что жизнь нищая — комнатка маленькая, 3 на 3,5, русская печка и сундук, на который постелить нечего. Так мы и жили – работали вместе, ходили в степь за бурьяном, носили вязки через плечо. Потом речка замерзла, стали резать камыш. Этим отапливали хату. Так и перезимовали. А весной, когда ушли немцы, девушки нашли себе получше квартиры, пошли работать. Как позже выяснилось, они были постарше меня.
Немцы к тому времени уже немного успокоились, освоились в нашем селе, укрепились. Мама рассказывала, как однажды пасла корову на берегу реки, и к ней вышли трое наших солдат, азербайджанцы по национальности. Просили помочь, обогреться, помыться, мол, обсохнем и уйдем. Мама рассказала о них бригадиру Захару Егоровичу Звягину, и он устроил их на работу с местными мужиками, а ночевали они в бараках в степи. Женщины принесли им сменную одежду, оставшуюся от мужей. Но все равно их полицаи выследили. С наступлением Красной Армии азербайджанцев угнали фашисты, однако после к нам заезжал один из них. Все маму благодарил, рассказал, что его двое товарищей погибли, причем, не в плену, а защищая Краснодар.
В школу мы, я и моя подружка-погодка, не ходили, приходилось работать. Мы руками обрезали шляпки подсолнухов, клещевину, кукурузу, хлеб. Наши мамы на коровах возили все это в соседнюю станицу Новопокровскую. Помню утро теплое и свежее — ночью дождь прошел. На дороге показались грузовики, накрытые брезентом. Сзади укрытия не было, и мы увидели пленных солдат, они просили поесть. Мы с подружкой Марусей бросились домой, собирали в узелки все съестное, что под руку попадалось. Потом догоняли грузовики забегали между машинами и бросали пленным узелки с едой. Не помню, сколько машин мы успели оделить. Дорога после дождя была мокрая, скользкая, накатанная. Смотрю, моя подруга поскользнулась и упала на колено, но быстренько поднялась и убежала. А я решила еще в одну машину бросить узелок… Упала неудачно, сильно ушибла спину, бедро, колено.
Долгое время хромала, потом начала расти шишка на колене и копчике, но в то время некому было помочь. Врачей не было, знахарей тоже. Стоять долго не могла, только ходить или лежать. И меня отправили на маслосырзавод молоко принимать от колхозников. Там я познакомилась с женщиной, которая до войны работала в больнице. Она тайно, в кабинете директора, делала мне массаж. Приказала мне молчать и никому не рассказывать об этом. Я всю жизнь с благодарностью ее вспоминала. Она дала мне возможность двигаться, хоть колено и болело, но я могла ходить.
Все здоровье забрала война. Я вышла замуж, но 10 лет не могла иметь детей — после падения были проблемы. Хорошо, что с мужем к тому времени из ст. Успенской переехали в г. Шахты Ростовской области. Там военные врачи сделали мне операцию, и в 1956 году у нас появился первый сын.
Сейчас мне 76 лет. В комсомол вступала при оккупации нашего района и ходила на задания. Теперь живу за счет лекарств, рабочий стаж считается 36 лет и нет никаких льгот. Троих детей вырастила и получаю пенсию 1294 рубля.»