Приказом главкома вмф рф 7 апреля в россии установлен день памяти всех подводников. В нашей стране служба в военно-морских силах традиционно считается одной из самых почетных, а в подводном флоте — особенно. Мы подсознательно убеждены, что те, кому довелось служить на подлодке — люди «особого рода», ведь только таким по плечу, даже в мирное время, полная трудностей и настоящих опасностей служба на подводном корабле.
Белоглинцу Андрею Мишаткину также довелось когда-то надеть форму матроса-подводника. Он рассказал корреспонденту, что значит быть «морским волком» и как им становятся.
Андрей Мишаткин служил на Черноморском флоте в Балаклавской 155-й дивизии подводных лодок, базировавшейся в Крыму. Службу проходил на дизельной подлодке класса С-376 с 1990 по 1993 гг. Это было нелегкое время для нашей страны, когда, казалось, буквально все рушилось на глазах, а советская армия и флот переживали настоящие потрясения. Получилось, что Андрей призывался в СССР, после 1991 года служил в «самостийной» Украине, а «сошел на берег» уже в новой России и, таким образом, застал все этапы переходного периода, а точнее — распада великой страны.
— Тяжело было служить на флоте в эти годы?
— Когда появилась граница между новой Россией и независимой Украиной, нам, родившимся и выросшим в едином СССР, это было совершенно непонятно. «Какая Россия? Что за самостийная Украина?» — изумлялись мы. Вместо советских рублей нам вдруг стали выдавать денежное довольствие в иностранной валюте — украинских гривнах.
Однако отношение к нам жителей города Севастополя в тот период оставалось по-прежнему очень доброжелательным.
Негатив стал проявляться в новых призывах, когда на еще не разделенный советский(!) флот приходили служить призывники из Западной Украины. Они откровенно демонстрировали русским морякам националистические настроения, группировались, старались говорить только на родном языке, хотя служили под нашим началом.
— А в материальном обеспечении как обстояли дела?
— Был небольшой промежуток времени — два-три месяца — когда возникли некоторые перебои с поставками продовольствия. Отразилось это на привычном для нас ассортименте питания — он несколько уменьшился. Если раньше мы, грубо говоря, чередовали тушенку, колбасу и мясо, то в этот короткий период нам пришлось есть одну лишь тушенку. И, конечно же, подводников искренне возмущало такое положение дел. Ведь советский флот всегда был обеспечен очень хорошо — насыщенность рациона подводников находилась на 2-м месте после рациона космонавтов. А тут такое безобразие…
— Что еще интересного произошло за годы Вашей службы?
— Мы едва не стали участниками настоящего политического детектива! Наша лодка попала в отряд кораблей, которые в августе 1991 года должны были обеспечивать вывоз… последнего Генсека СССР Михаила Горбачева из Фороса, где его заблокировали ГКЧПисты.
Было разработано несколько вариантов его освобождения. Согласно одному из них мы должны были принять Михал Сергеича на борт, уйти на неконтролируемую путчистами территорию, так как Украина и Крым поддержали ГКЧП, прибыть в Новороссийск, откуда спасенный Генсек должен был улететь в Москву.
— Расскажите, как это было.
— Наша лодка пришла в бухту Геленджик, где в это время проходил какой-то всесоюзный слет пионеров. С нами зашли еще несколько кораблей — пограничный, сторожевой, для того чтобы показать детям небольшой парад военно-морских сил СССР. Встали на якорь, переночевали, а на следующее утро в экстренном порядке по боевой готовности получили приказ от главкома ВМФ «срочно в подводном положении выйти на Форос и принять на борт первое лицо государства».
Лодку сняли с парада, мы пришли в пункт назначения, простояли там около суток на перископной глубине в ожидании команды. Однако в последний момент Горбачева вывезли на транспортном самолете морской пехоты.
— Какой-либо специальный инструктаж с командой проводили на этот случай? Все-таки первое лицо на борту…
— Нет. Нам довели приказ главкома ВМФ, и мы приступили к его выполнению.
— А почему именно ваша подлодка получила этот, без преувеличения сказать, исторический приказ?
— На тот момент она была самой боеспособной и образцовой на Черноморском флоте. Например, наша команда два года подряд брала приз главкома ВМФ на флотских соревнованиях, а когда со стапелей сошел 1-й в СССР тяжелый авианесущий крейсер «Адмирал Кузнецов», именно наша лодка обеспечивала его выход в море и тренировочные отработки перед тем, как его отправили на Северный флот. Также наша лодка стояла «на обеспечении» возле Гагр и Пицунды во время войны в Абхазии в 1992 г. и осуществляла конвой транспортных кораблей при выводе войск из Грузии. И, наконец, только наша лодка на День военно-морского флота СССР на параде подлодок и кораблей, проводившемся в городе русских моряков Севастополе, погружалась и всплывала перед зрителями. Никакой другой этого не разрешалось.
— Выходит, Вам посчастливилось быть участником самых значимых событий последних лет существования СССР?
— Да. Плюс ко всему мы еще успели сняться в фильме! Называется он «Самолет летит в Россию». Съемочная площадка работала прямо на лодке, и мне довелось попасть в кадр с главными героями. В фильме это видно очень хорошо. Вот так…
Каждому известно, что в подводники берут только самых-самых: здоровых, выносливых, спокойных и ответственных.
— Какими нужно обладать данными, чтобы попасть служить в подводный флот?
— Сначала нужно пройти отбор по физическим параметрам, как у космонавтов, — всевозможные центрифуги и барокамера, затем — учебка. Здесь уже происходит отбор по специальностям. В техникуме я учился на механика и думал, что меня припишут поближе к дизелям, но, вопреки ожиданиям, определили… в гидроакустики. Сказалось то, что в детстве некоторое время учился в музыкальной школе. Так я узнал, что обладаю еще и неплохим слухом, ведь из 1000 курсантов в гидроакустики выбрали всего 30.
Уже через три месяца службы на лодке на флотских соревнованиях наш экипаж взял приз главкома ВМФ, а мне было присвоено звание лучшего акустика Черноморского флота, которое я с честью держал два года подряд! Мое фото висело на доске почета в штабе флота в г. Севастополе.
— В чем заключаются ежедневные обязанности матроса-подводника и насколько они сложны?
— Все дни службы похожи друг на друга, кроме субботы и воскресенья. Она состоит из ежедневной проверки матчасти подводного корабля — все включается, проверяется, прокручивается, продувается — и отработки «борьбы за живучесть», когда моделируются всевозможные экстремальные ситуации, такие, как пробоина, пожар в отсеке, задымление газами и прочее.
После обеда — обязательный так называемый адмиральский час. Все матросы должны спать, независимо от желания и срока службы. Далее следует час ухаживания за формой, и экипаж вновь идет на лодку, где находится до 18 часов. На ночь команда уходит отдыхать в казарму на берег, а на борту остается дежурная смена, которая до утра занимается тренировками и отработками. Подводная лодка должна быть готова выйти в море в любое время, поэтому все механизмы круглосуточно поддерживаются в рабочем состоянии.
— Такой ритм жизни, наверное, выматывает…
— Первые полгода на лодке — самые тяжелые. Каждый матрос прикреплен к какому-либо отсеку и его должен знать, как говорится, «от и до» и быть способным заменить любого выбывшего из строя члена своего отсека, кем бы он ни был по специальности.
Постоянная учеба, тренировки, проверки поначалу просто угнетают. С каждым разом задания усложняются, все рассчитано до минуты, и отвлечься от происходящего просто невозможно. Но именно благодаря такой подготовке я даже спустя двадцать лет многое помню.
— Приходилось ли Вам представлять возможность гибели своей субмарины и о чем Вы думали в этот момент?
— За годы моей службы на нашей лодке случились два пожара и однажды — заклинка рулей, из-за чего она могла воткнуться носом в дно. Однако действия каждого были отработаны настолько, что бояться начинаешь уже после того, как опасность устранена. Ежедневными многочасовыми тренировками навыки превращаются в инстинкт, и в критический момент просто не думаешь о том, реальное это возгорание или очередное учебное.
— Всем известно, что подводники испытывают особые физические и психологические нагрузки. Как Вы справлялись с ними?
— По возвращении из автономного плавания или недельного выхода в море нас сразу же отправляли в дом отдыха подводников. А там — как в санатории для космонавтов! Один из них — ялтинский — был межфлотским и в нем отдыхали также моряки Тихоокеанского и Североморского флотов. Конечно, на их фоне мы выглядели бледно, ведь у нас, дизелистов, маленькие «автономки» — всего по 45 дней, и за пределы Черного моря мы не выходили, а у «атомщиков» за плечами по 6-9 месяцев походов! Так что все познается в сравнении.
— Какие-либо конфликтные ситуации за время службы случались?
— Экипаж нашей подлодки состоял из 55 человек: на 33 матроса 22 офицера-мичмана. Контакт был самый тесный, и мы обращались друг к другу в основном по имени-отчеству, а не по званиям. Команда по-настоящему была одной семьей и все относились друг к другу с уважением.
— А дедовщина среди матросов была?
— Да, но она выражалась в том, что старослужащие следили, как молодые усваивают матчасть и насколько прилежно исполняют свои обязанности. Нерадивым матросам «дедушки» могли «намылить шею» и ночью загнать на лодку на дополнительное обучение, ведь от знаний и умений каждого зависела жизнь всей команды.
Однако никаких избиений и унижений никогда не было! Уважение на подлодке рождается не от силы, а от знания. Если ты профессионал в своем деле, то тебя будут уважать все — от молодых до старослужащих и командиров. Даже националисты довольно быстро вливались в коллектив, ведь все прекрасно понимали, что на подлодке выжить можно только вместе. И, насколько я знаю, так обстоят дела во всем подводном флоте.
— Какие-либо знания и полезные навыки, полученные за годы службы, помогают Вам в сегодняшней жизни?
— Самое главное, что я оттуда вынес — отношение к учебе и работе, понимание того, что от тебя зависят люди, чем бы ты ни занимался. Это самый главный урок.
— Если бы Вам заново пришлось служить в армии…
— Только в подводном флоте! Где бы я еще мог столь многому научиться, «спасти» генсека и сняться в кино?