Так называлась статья в «Белоглинских вестях», где мы рассказали о тягостной судьбе Марии Семенихиной. На снимке она была вместе с тезкой — Марией Сильченко (Клименко). Мы расскажем о жизненном пути этой женщины. Ее история никого не может оставить безразличным, если осознаешь себя потомком тех великих и героических людей, доживших до Победы в мае 45-го.
БЕССТРАШИЕ – СЕМЕЙНАЯ ЧЕРТА
— Я родилась в Белой Глине, здесь же прошла большая часть моей жизни, — начала Мария Федоровна свой рассказ. — Семья наша жила бедно, пятеро детей. Отец Федор Степанович работал фельдшером. Прошел три войны: турецкую, финскую (во время нее попадал в плен) и гражданскую. Маму, Наталью Ивановну, помню очень энергичной, подвижной, неунывающей. Она родила 14 детей, но многие умерли, время было очень тяжелое.
Навечно врезался в память Марии Сильченко рассказ, как ее мать в гражданскую спасла брата своего мужа.
— Отца не было, он воевал, его брат – тоже. Но когда была заваруха около Белой Глины, во время погони он забежал в наш дом и попросил помощи. Мама, ни минуты не сомневаясь, дала переодеться ему в нательное белье отца и разобрав кровать, быстро отправила его «хворать». Когда в дом забежали преследователи, она сказала, что, кроме больного тифом, никого нет. Они заглянули все же, но мужчина в исподнем не вызвал подозрений, и они покинули хату. Вот какая она была бесстрашная! В то время могли расстрелять без разговоров, а она не могла не помочь. Сколько помню, мама всегда работала в колхозе, одно время пекла хлеб на всю колхозную бригаду. Когда началась война с фашистами, отец уже не подлежал призыву по возрасту.
ВСТРЕЧА НА КРАЮ СМЕРТИ
Старший брат Марии, Петр, окончивший в сорок первом году среднюю школу с золотой медалью, в первых рядах ушел воевать с фашистом. Его сразу отправили в военное училище, откуда через полгода он вышел лейтенантом и был отправлен на Западный фронт. Когда враг стал прорываться к Сталинграду, Клименко получили последний армейский треугольничек, где он писал, что их начали перемещать под город Калач, и если он останется жив, обязательно вышлет свой документ об окончании военного училища, чтобы родители получали выплаты как семья офицера.
…В тот день мать напекла пирожков, Мария с братом нарезали выращенный на огороде табак. Собрав все в корзинку, Наталья Ивановна отправилась, по совету соседок, на станцию, куда прибывали эшелоны с военнослужащими и шла бойкая торговля. Когда прибыл поезд, у нее все сразу раскупили, осталась одна махорка. И тут, когда ударили по рельсе, оповещая сбор перед отправкой поезда, она услышала пронзительный крик родного голоса: «Мама!!!»
Это был ее Петя! Она плакала, прижимаясь к его кителю, сетовала, что нечего ему дать с собой. А он только сказал: «Ничего! Это ж мои солдаты и разобрали, все для нас, какая разница, в чьи руки». Он очень спешил, ведь ему как младшему командиру надо было проконтролировать, чтобы никто из солдат не отстал. Он успел сунуть матери карточку, и прыгнул на подножку отходящего поезда.
Наталья Ивановна зашла в дом, выхватила из кармана фартука фотографию, с которой смотрел улыбчивый лейтенант, и зарыдала. Не могла вымолвить и слова. Отец урезонивал ее, просил успокоиться. Каждый день, как только он уходил на работу, она снова впадала в отчаянную депрессию. Ее парализовало.
Шла война, 42-й год, и достать даже элементарные лекарства было очень трудно. Мария с младшим братом Борисом наделали махорки – единственный товар, который могли продать. Другой старший брат поехал торговать ей в Махачкалу, привез оттуда для мамы 20 ампул витамина В12.
— О Пете же нам стало известно от местного жителя Новикова, который вместе с ним был в училище, — продолжила Мария Сильченко. — Он рассказал, как они воевали, а потом он по болезни попал в госпиталь, а мой брат – в окружение фашистов. Нам принесли извещение, что Петр пропал без вести. Другой брат, Иван, погиб на Матвеевом кургане, между Ростовом и Таганрогом. Позднее я с Борисом ездила туда, но ни большого Мемориала, ни единичных могил там не увидели. Местные говорили нам, что 33 тысячи советских солдат приняли там свой последний бой. Белоглинец Степан Чернышов потом расскажет семье Клименко, как погиб их Иван, на которого они получили похоронку. Степан Яковлевич был командиром, и до последнего вздоха был с Иваном рядом, он же и похоронил его.
ГОРЬКИЕ ВОСПОМИНАНИЯ
Среди воспоминаний тех жутких времен – роды сестры, которая получила похоронку на мужа-фронтовика. Молоденькая вдова с крошечным ребенком на руках была беременна, и двенадцатилетняя Мария была послана ей в помощь, на хозяйство. В ответственный момент девочка сбегала за повитухой, оказала посильную помощь и первой приняла на руки здоровенькую племянницу. Сестра сразу же снова вышла на работу в колхоз. А Мария не только была приставлена глядеть за малышами неподалеку от места работы бригады, но и выполняла еще поручения. Например, таскала воду для питья. Учеба с началом войны прервалась. Труд и тревога – это все, что составляло основу каждого дня.
— Помню, как недалеко от нашего дома, в здании начальной школы, был устроен госпиталь, потом стало известно, что приближаются немцы. Из здания бывшей больнички люди растаскивали по домам кто что мог. Самые активные тут были ребятишки. Мы с братом тоже побежали со всех ног, — вспоминает Мария Федоровна. — Я все грезила, что найду бинтов и сошью потом на окна занавески. Когда добрались до здания, «поживиться» было почти нечем. Мы захватили объемистый ящик и потянули домой. Когда пришли, отец увидел нас и спросил, что происходит. Мы все рассказали. Он заглянул в ящик и сказал: «Хорошо! Это все пригодится. Фрицев прогоним, надо будет наших лечить». И велел нам затащить «добычу» на чердак.
Когда немцы заходили в село, отец стоял у окна и получил пулю — она разбила стекло, прошла по касательной. Фашисты сразу же пришли в наш дом, узнав, что здесь живет фельдшер. Стали звать отца, но он сказался больным, и на отрез отказался им помогать.
Началась оккупация. В доме Клименко поселились враги. Всех домочадцев выселили в одну комнату. Несколько раз «квартиранты» менялись.
— Некоторые вели себя терпимо, — вспоминает Мария Федоровна. — Помню, один из солдат получил посылку из дома. Сел на крылечко, раскрыл ее и плакал. Фотографию прижимал к лицу и нас, ребятишек, подзывал, показывал: «Киндер! Майн киндер! Зачем война?» На снимке была его семья. Он угощал нас печеньем.
Один из «квартирантов» был русский, вроде, за старшего. Все склонял мою сестру стать его женой. Она боялась, плакала. Но я бойкая была, бесстрашная в маму. Когда услышала его слова, выступила вперед и дерзко сказала: «Ты бил своих, русских. Может, и ее мужа убил ты? И теперь собираешься стать отцом его детям?» Он только сказал: «Не суди. Вот вырастешь – поймешь». Но после этого он больше не подходил к моей сестре.
Фашисты пока шли до нас, много добра награбили, и все за собой таскали. Огромными баулами было все заставлено. В конце января их прогнали.
Советские войска шли через Белую Глину, грязно было. Лошади худющие, утопали и не могли вытянуть повозки из колеи. Я выскочила на улицу. Двое солдат попросились в дом умыться и чуть передохнуть с дороги. Мы с радостью приняли их. «Чем же вы гоните немца?» — по своей дерзкой привычке тут же высунулась я. Они улыбнулись, видимо, поняли, что их жалкий вид вызывал только сочувствие. «Мы пехота, а краем села идут танки, — пояснили они. — Не беспокойтесь, прогоним надежно!» Сестра собрала им горячего на стол. Как же приятно было заботиться о наших солдатиках!
ОДНА НА ДВЕ СЕМЬИ
А потом одна за другой стали приходить похоронки. Мать парализовало вторично, а затем и в третий раз. Шестнадцать лет подряд она была прикована к постели. Весь быт лег на хрупкие плечи девочки-подростка. Чтобы не умереть с голоду, зимой пытались найти на кукурузном поле неубранные початки. В колхозе работали на быках, все найденное кидали в бричку, делили на всех. Отец сделал самодельную мельничку, и зерно, которое появлялось в доме, мололи, Мария пекла хлеб. Чтобы помочь содержать обе семьи, она возила пучки петрушки, укропа и редиски с огорода продавать в Сальск.
— Прицеплялась к подножке любого поезда и ехала, — вспоминает она. — Я всегда веселая, смелая была, устали не знала. Бывало, вечером девчата у околицы песни поют, а я пучки зелени вяжу, мне до рассвета надо уже в поезде быть. Бегом, через речку, ночью — ничего не боялась. Мне очень хотелось, чтобы братья получили образование, чтобы у них счастливо сложилась жизнь. Старший Николай всю жизнь работал на железной дороге — сначала дежурным по станции, потом машинистом тепловоза.
Младший, Борис, очень просился поехать в Ростов-на-Дону. Я боялась за него, но все-таки отпустила. В тот день хлеба в доме не оказалось, сбегала, заняла у соседки, отправила его. Отец пришел, стал ругаться. Мама плакала, не переставая. Ему ведь всего 14 лет было. Родители были уверены, что он пропадет. Приехавшего вскоре Николая снарядили на поиски младшего. Он нашел его на городском вокзале. Трое суток тот был голодный, пытался вернуться домой, и помощь брата пришлась кстати. Он поступил, куда хотел, и в дальнейшем многие годы работал на заводе специалистом. Вся его дальнейшая жизнь прошла в Ростове-на-Дону.
Мария Федоровна впоследствии вышла замуж за фронтовика, уехала в другой район, работала в колхозе. Более 50 лет назад овдовела. Вернулась в Белую Глину. Подняла двоих детей, говорит, что очень гордится успехами детей и внуков. Брат Борис долгое время помогал ей, работал на трех работах и посылал средства на содержание племянников. Сама она работала в типографии, в артели по изготовлению веников, а потом – многие годы парикмахером. Неунывающий характер, закаленный войной, сохранила и поныне.
С. КРАСНАЯ.
