Большой интерес у читателей газеты «Белоглинские вести» вызвали статьи директора Московского института концептуальных исследований Геннадия Барыкинского о своем родовом древе. «Барыкинские истории» — так назвали в редакции цикл его статей. Надо отметить, что успенцы проявили большой интерес к этим публикациям.
Председатель первичной организации ветеранов Александр Харланов из копий газетного материала сшил брошюру для ветеранов, своих детей и внуков. Хранятся подшивки в библиотеке и музее. И это правильно, скупые данные ставропольского архива мало дают информации о станице, не все можно найти в Интернете. Возможности поиска информации автора историй, позволили успенцам, познакомиться частично с историей родной станицы.
Начавшийся цикл статей на время прервался, но теперь Геннадий Михайлович продолжает писать историю своей большой семьи, а вместе с ней и нашей страны, и делится с нами на страницах районной газеты.
Коротко, на чем мы остановились…
В августе 2014 года и январе 2015 года редакция газеты «Белоглинские вести» опубликовала статьи директора Московского института концептуальных исследований Геннадия Барыкинского. Как научный работник, пользуясь правом доступа к крупнейшим архивам и со слов своего отца Михаила Константиновича, ему удалось собрать большой материал о жизни своих предков. Это была очень сложная и кропотливая работа. Статьи «Память о прошлом – наше будущее», «Капелька православной России» и «Барыкинские истории», вызвали немалый интерес у успенцев. Своими воспоминаниями о месте проживания семьи Барыкинских, в дальнейшем названной Барычиха, поделился на страницах газеты, житель станицы Успенской Александр Гомелев (20 октября 2014 года). Сегодня Геннадий Барыкинский представил нам новые статьи о дальнейшей жизни его родных.
— К настоящему времени прошло почти три года с тех пор, как я прекратил публиковать свои исторические материалы и воспоминания очевидцев о дальнейшей судьбе своих родных. Причина молчания очень даже не простая. Дело в том, что, когда я давал главы для прочтения некоторым своим родственникам, они читали и плакали. Некоторые вообще отказывались читать, поскольку не в состоянии были преодолеть нервное потрясение. Я долго размышлял, , сознание не покидало чувство ответственности — а правильно ли я делаю? Наконец, сомнения рассеялись: ответственность перед памятью дорогих моему сердцу людей победила! Я решил продолжить.
Дорога в преисподнюю
Запрыгнув в повозку, Михаил, обращаясь к матери, с удовлетворением заметил:
— Ну вот, курам дня на три клевать хватит.
Мария краем губ усмехнулась и тихо ответила:
— Сынок, да их уже к вечеру расхватают.
— Как это расхватают? — возмутился Михаил.
— Да так, они же, как и весь двор, стали бесхозные, — ответила она.
Тут в разговор встряла дочь Александра:
— Это что ж такое! Это где было видано, чтобы любой, кому не лень, мог зайти в наш двор и взять, что душа пожелает?
— Нет, не так, — возразила Мария и добавила: — Любой возьмет все то, что только сможет взять.
Александра смутилась от того, что не все поняла, и, задумавшись, с грустью промолвила:
— Неужели мы больше никогда не увидим свой домочек?!
Незаметно за разговорами показалась станица Новопокровская – место сбора арестованных, подлежащих высылке.
Мария Ивановна и ее дети (все четверо) были доставлены на общий сборный пункт у сельсовета станицы Новопокровской. Въезд был блокирован, да и сам пункт окружен сотрудниками НКВД. Всего было собрано около 250 семей из разных станиц и населенных пунктов ближней акватории станицы Успенской. Всякие отношения с провожающими были недопустимы.
Провожающих было немало, они тихо смотрели через плечи охранников и в дырки забора, искали взглядом своих. Было холодно. У многих глаза блестели от наворачивающихся слез. Марии даже показалось, что за забором мелькнул силуэт ее сестры из Белой Глины. Как потом из воспоминаний выяснилось, она действительно была там.
Провожающих становилось все больше, и охрана, почувствовав неладное, не стала вывозить арестованных в главные ворота. Начальник охраны распорядился разобрать забор с задней стороны охранной площадки, и в этот проем караван подвод двинулся на железнодорожную станцию.
В этот момент людское напряжение не выдержало, народ побежал за караваном. Поднялся жуткий вой. Люди рыдали, плакали, крестились сами и крестили с напутствием отъезжающих. Охрана оттеснила провожающих за обочину. Неожиданно пошел дождь, не прекращавшийся всю ночь. По прибытии на железнодорожную станцию охранники распределили всех отъезжающих с вещами по своим вагонам. Затем подсадили к ним ранее арестованных отцов, содержавшихся временно в разных станицах.
Наконец, семья Барыкинских воссоединилась в полном составе, правда, в вагоне, который к отправке, естественно, готов не был. Такие вагоны в народе назывались «телячьи». Согласно «большому» приказу, в каждом вагоне необходимо было разместить 40 человек На улице февраль, холод и сырость. Тогда взрослые, осознавая всю серьезность своего положения, взялись за дело, тем более, охранники без конца настойчиво и грубо торопили. Наступил вечер, начало смеркаться. Работы пришлось прекратить. Спали в вагонах самым свинским образом. Кое-как переночевав, утром снова взялись за работу. В течение следующих суток они смонтировали из досок двухъярусные нары, установили печь (буржуйку с трубой в окно) и загрузили некоторое количество угля и досок. О каком-либо освещении в вагоне и речи не было. Соорудили в углу вагона подобие туалета – это ведро за занавеской. Сделали что-то отдаленно напоминающее столик и доложили о готовности вагона к отправке. Они, и это естественно, не в состоянии были себе представить всю трагичность своего положения, затянувшегося на предстоящие 20 лет. Многие этот срок не пережили. Те, кто выжил, с ужасом и слезами на глазах все это вспоминали и рассказывали, в том числе мне и другим сочувственно интересующимся.
Так трагически закончилась почти 100-летняя история однодворного хутора семьи Барыкинских, по прозвищу «Барычиха». В течение короткого времени хозяйство подверглось варварскому разграблению. На месте подворья не осталось ни одной щепки. В дальнейшем никто из выселенных Барыкинских на месте своей малой родины так и не побывал. И только сын Михаила, внук Константина — Геннадий — со своей женой Людмилой побывали на этом месте в 2005 году.
По описанию и рассказам Михаила и местных жителей, они нашли место, на котором стоял дом дедушки и отца, насыпали мешочек земли и отвезли ее на могилу Михаила. На месте хутора сохранился только сад на правом берегу реки Калалы. Сейчас у него, естественно, другие хозяева. Он ухожен уже не так, как раньше. Сохранилась еще плотина (дамба) и, соответственно, пруд, на котором так же, как и раньше, рыбачили местные жители. Они-то и рассказали, как на месте хозяйства много раз видели копателей – кладоискателей.
Никому неизвестно, нашел кто-нибудь или нет закопанную во дворе бутылку с документами на собственность Барыкинских. Известно лишь то, что даже в 1956 году кладоискатели на месте усадьбы землю бороздили бульдозером. И это не лишено правды, поскольку Геннадий с Людмилой увидели, что земля, на которой стояло хозяйство их предков, была вся искорежена. На ней не было ни одного «живого» места. И только пруд, воды которого уже не такие прозрачные, как прежде, также тихо сверкал и ласкался в отблесках вечернего солнца. Он притягивал к себе, как бы говоря: «Возьмите меня к себе, я так устал от всех "этих"». Уезжали они из бывшей «своей Барычихи» с глубокой грустью на душе. Ко всему увиденному и услышанному здесь в их памяти беспорядочно всплывали страшные эпизоды из жизни и дальнейшей судьбы своих предков.
Все это было потом, а пока прозвучала команда охранников НКВД: «Всем по вагонам!». На вопросы арестованных: «Куда едем?» — охранники нагло отвечали: «Когда приедете, тогда и узнаете!» Арестованные семьи загрузились в вагоны, эшелон тронулся. В неизвестность отправилось свыше тысячи человек – отцов, матерей и детей, включая грудных. Паровоз запыхтел. Зловеще заскрипели колеса и застучали вагоны. Вступил в свои права холодный февраль 1930 года.
Поезд все дальше и дальше уходил от малой родины Константина Николаевича, увозя фактически в преисподнюю всю его семью. Обращение с арестованными все более становилось скотским. Морозы усиливались. От этого еще сильнее нарастало страшное чувство обреченности.
Кроме технических остановок, поезд один раз в сутки останавливался в безлюдном месте на время, достаточное для приготовления пищи и оправления естественных надобностей сотен людей в ближайших окрестностях. Здесь же централизованно варились суп, каша, чай и т. п. Дело уже дошло до того, что мясо в супе оказывалось прямо с шерстью животного. Михаил вспоминает, как они с Петькой Крышниковым это мясо доставали из супа и выкидывали, а остальное кое-как ели. Как ни экономили свои продукты, а в конце концов, все закончилось. Стали испытывать чувство голода от постоянного недоедания.
Прошло чуть больше двух недель. Поезд, наконец, перевалив через Урал, прибыл на конечную станцию – Сосьва в Свердловской области, хотя до места их поселения и отбывания было еще далеко. Просто в Сосьве заканчивалась стандартная ширококолейная железная дорога.
Дальнейшее «путешествие» арестантов продолжалось по дороге узкоколейной, берущей начало в черте поселка Сосьва и соединяющей на своем протяжении территории нескольких исправительно-трудовых учреждений, причем эта дорога по-прежнему действует, но состояние ее оставляет желать лучшего. Достаточно отметить, что бездорожье и в настоящее время не позволяет утилизировать паровозы, действовавшие в то время, на металлолом.
В Сосьве всех с багажом перегрузили в вагоны узкоколейной железной дороги, при этом существенно всех уплотнили. Как говорила моя бабушка Мария Ивановна, вагон, в который они погрузились, представлял из себя не просто вагон, это была какая-то холобуда, то есть это хуже надворного сарая самого бедного крестьянина. И вот в такой холобуде предстояло ехать еще 120 км.
Большая часть людей ехала стоя. Ноги затекали от холода, и некоторые просто падали на пол. Другие, кое-как стоящие, из последних сил пытались их поддерживать. Наконец, часов через восемь поезд остановился у вокзального «сарая» — то биш железнодорожной диспетчерской в центре поселка Гари, являющегося «столицей» целого Гаринского района.
Гари – это богом забытый край, о котором мало кто чего знает не только в России, но и в Свердловской области. Это край жуткого бездорожья (даже и сейчас), лесов, болот, огромных туч комаров и мошек. Практически все населенные пункты Гаринского района возникли как лагерные пункты во времена расцвета репрессий. По сей день здесь действует ограничение на въезд и выставлены соответствующие знаки. Здесь разруха такая, что на ум приходит ощущение о только что произошедшей небесной катастрофе.
В 30-50-Е ГОДЫ прошлого столетия в этом районе проживало людей порядка 30 тысяч, а сейчас в 10 раз меньше, большинство из оставшихся — это потомки бывших репрессированных переселенцев. Это были отличные хозяйственники и высоко квалифицированные работники, основной костяк которых составляли выходцы из казаков и крестьян с Кубани и которые, как этого и следовало ожидать, явили собой достаточно высокий уровень сознательного отношения к труду, в чем страна ох как нуждалась.
Это все было потом, а сейчас они неспешно покинули свои холобуды и дожидались дальнейших указаний, которые поступили относительно быстро. Указания касались дальнейшего распределения контингента на проживание по населенным пунктам и леспромхозам Гаринского района. На долю Барыкинского семейства для проживания выпал поселок Линты Зыковского сельсовета. Здесь им предстояло работать на лесозаготовительных работах в Шабуровском леспромхозе. Поселок Линты расположен в 30 км к северу от Гарей. Гари это есть железнодорожный тупик, а дорога в Линты — это мерзлый зимник, в другие же времена года в Линты можно добраться только по реке.
Охрана выделила несколько подвод, запряженных лошадьми. В них погрузили стариков и матерей с детьми, имущество и багаж с инструментом, а молодые и взрослые должны были идти пешком. Уже спустилась ночь, был сильный мороз (больше 20 градусов), караван вышел в село Линты. Михаил, как и многие другие, всю дорогу бежал за подводой, это спасало от обморожения.
Примерно километров через 10 он с трудом заметил сидящую под елью девушку. Через сугробы снега он быстро направился к ней. Это оказалась Катя Киташова, родом из станицы Новопокровской, ей было почти 16 лет. Она сидела на корточках, прижавшись спиной к стволу ели, сжалась от холода и плакала, лицо частично было покрыто инеем. На ней были надеты осенние чулки, короткая юбочка, а на плечах цигейка до пояса.
От отчаяния она похоже смирилась со своей безысходностью. Михаил ее поднял, максимально как мог обогрел и вывел на дорогу к уходящим подводам, потом раздобыл ей для согрева дополнительное одеяло. В противном случае она бы определенно замерзла под елью. В ту ночь вследствие обморожения немало людей рассталось с жизнью, а некоторые матери, по прибытии, распеленали своих маленьких детей, а они уже были не живые – замерзли.
В Линтах охранники с грехом пополам расселили всех по баракам и в домах местных жителей. В комнате размером примерно 6 х 12 каждого барака было размещено по четыре семьи — по одной в каждом углу. В бараках было жутко холодно, и поэтому мужики немедленно взялись за топоры. Наступило первое утро невероятной жизни в преисподней.
Часа через три всех взрослых собрали на улице около дома коменданта. Здесь провели регистрацию и распределение по местам и видам работ, провели соответствующие инструктажи о правилах и режимах проживания. На обустройство и подготовку инструментов выделено было время до конца текущего дня. А на следующий день все работоспособные обязаны были выйти на работу. Главным условием являлась дневная выработка, при невыполнении которой питание не выдавалось, в этот день работник оставался голодным. Если это не помогало, то провинившийся направлялся в штрафную роту, откуда живыми возвращались не многие. В крайнем случае просто расстреливали. Такова была система наказаний.
В пределах населенных пунктов и лесозаготовительных участков все жили свободно и никакой сплошной охраны не требовалось. Всякая переписка и любые почтовые контакты с кем-либо были строго запрещены.
В этом месте я прервал рассказ о былом и другие воспоминания своего отца — Михаила Константиновича Барыкинского и попросил его назвать семьи, которые были, как и он со своей семьей, депортированы в другие области РСФСР. Отцу в это время было уже 84 года, он с трудом вспомнил целый ряд фамилий и некоторые скудные детали, а остальные подробности я уже выяснял в архивах ГУВД и в Книгах памяти Краснодарского и Ставропольского краев, а также Волгоградской области.
Предположительный список депортированных станичников:
Клюшников Егор Федорович, на тот момент атаман станицы Успенской. По словам отца, очень хороший и внимательный человек, рачительный хозяин и великолепный работник. Его сын Петр расстрелян.
Клюшников Иван Алексеевич, 1892 г. р., реабилитирован 05.02.2002.
Клюшников Петр Иванович, 1927 г. р., реабилитирован 05.02.2002.
Спесивцев Иван Гаврилович, 1885 г. р., ст. Новопокровская.
Спесивцов Иван Андреевич, 1887 г. р., ст. Ильинская, реабилитирован 27.11.1997.
Спесивцев Иван Николаевич, 1889 г. р., ст. Ильинская, реабилитирован 06.04.1990.
Спесивцов Илья Иванович, 1913 г. р., ст. Ильинская, реабилитирован 27.11.1997.
Тарасов Григорий Дмитриевич, 1895 г. р., ст. Успенская.
Тарасова Пелагея Фоминична, 1895 г. р., ст. Успенская.
Тарасова Ирина Федоровна, 1909 г. р., ст. Успенская.
Тарасова Вера Григорьевна, 1914 г. р., ст. Успенская.
Тарасова Евдокия Григорьевна, 1915 г. р., ст. Успенская.
Тарасов Михаил Григорьевич, 1918 г. р., ст. Успенская.
Тарасова Мелания Григорьевна, 1925 г. р., ст. Успенская.
Тарасов Николай Григорьевич, 1935 г. р., ст. Успенская.
Чечин Андрей Матвеевич, ст. Новопокровская.
Чечин Василий Андреевич, 1926 г. р., ст. Новопокровская.
Чечина Марфа Федоровна, ст. Новопокровская.
Чечин Алексей Михайлович, 1901 г. р., ст. Успенская.
Чечина Марфа Андреевна, 1903 г. р., ст. Успенская.
Чечина Вера Алексеевна, 1925 г. р., ст. Успенская.
Чечин Петр Алексеевич, 1929 г. р., ст. Успенская.
Труфанов Василий Данилович, 1912 г. р., ст. Новолокинская.
Еременко Константин Зиновьевич, ст. Плоская.
Еременко Пелагея Михайловна, ст. Плоская.
Еременко Василий Константинович, ст. Плоская.
Иванов Алексей Иванович, 1894 г. р., реабилитирован 15.01.2002.
Иванов Дмитрий Алексеевич, реабилитирован 15.01.2002.
Иванов Иван Алексеевич, 1925 г. р., реабилитирован 15.01.2002.
Иванов Николай Алексеевич, 1942 г. р., реабилитирован 02.12.1999.
Киташев Александр Андреевич, 1879 г. р., ст. Новопокровская. Был на спецпоселении в г. Березники Пермской области.
Киташев Иосиф Андреевич, 1886 г. р.
Киташева Екатерина Иосифовна, 1914 г. р.
Г. БАРЫКИНСКИЙ.
г. Москва, 5 февраля 2017 года.
Материал подготовила Н. КАКОТКИНА.
